Темнеет снег, деревья дышат,
Закрыла небо пелена,
Сквозь шум событий сердце слышит,
Как оживает глубина.
Подземные проснулись воды,
Вскипели сонные ключи,
Сквозь мрак и тленье рвутся всходы,
Как отраженные лучи.
Еще под спудом зреет сила,
Не вырвался на волю хмель,
А потрясенная могила
Преобразилась в колыбель.
В ней все порыв, напор, стремленье,
Тугие движутся пласты.
И древний подвиг воскресенья
Проходят первыми цветы.
ЛИЛИЯ
Из озерной глубины
Поднимаются березы,
Храмы, молнии, стрекозы,
И преданья старины.
Легкой лилии цветок,
По-над водной звонкой синью
Поднимается Россия
На сужденный Богом срок.
Чудно в ней совмещены
Промыслом и провиденьем
К высшим истинам стремленье
С тяжкой тайной глубины.
ПОДСНЕЖНИК
Народ наш постепенно оживает,
Подснежником средь сумрачных снегов.
И бабоньки, опомнившись, рожают
Себе на радость дочек и сынов.
Не юные беспечные мамаши,
А зрелые, что к бабушкам близки,
Теперь бойцами пополняют наши,
Разбитые политикой полки.
Уж вырастили старших и по-новой:
Пеленки, каши, сопли и горшки.
И от такой решимости бедовой
Про водку забывают мужики.
И семьи, что готовили к распаду,
Весенняя окутала теплынь,
Они лелеют юную рассаду
В местах уже намеченных пустынь.
СТРУНА
Над березой облако горит,
Под березой твердый наст искрится.
И весь день, до золотой зари
С длинной ветки дзенькает синица.
Пилит звуком тонким тишину,
И вокруг, как будто потеплело.
Вот синичка первую струну
В ледяном безмолвье отогрела.
Будет небо в песенном огне,
Семечко прольется соком винным,
Прежде чем той солнечной струне
Лопнуть в небе стоном журавлиным.
***
Никольский скит на острове Крестовом,
И Ладоги распахнутая ширь,
Как много в этом образе суровом
Для русской притягательно души.
Как будто сердцу муки не хватает,
Чтоб выстрадать последнюю любовь,
Средь валунов зеленый след не тает,
И ветер щеки обдирает в кровь.
Между землей и небом одиноко
Бредет на остров русский человек,
Ему нужна опасная дорога,
И резкий ветер, и колючий снег.
Он так с души своей взыскует строго,
Что и во тьме кромешной видит путь.
Он добредет и встанет у порога:
«Впусти, Никола, дай мне отдохнуть»
СМОКОВНИЦА
Я – дерево и мировым порядком
Мне срок плодоношенья отведен,
И я дремала в постоянстве сладком,
Покуда не взалкал в пустыне Он.
Он шел ко мне, и корни трепетали,
И гнали вверх, к ветвям горячий сок,
И раньше срока почки набухали,
Но завязью так и не стал цветок.
Разочарован, он проклял навеки
Мои плоды, не выросшие вмиг,
И вспять земные побежали реки,
И выбили из-под корней родник.
И я очнулась ни живой, ни мертвой,
Дарует вечность тень Его обид.
И стала я из пышной, сочной смоквы
Горбатой ивой, плачущей навзрыд.
ЦАПЛЯ
Терпенья последняя капля
В болоте российских обид.
Но совесть – болотная цапля
Над пустошью темной кричит.
Бредет по воде, как по суше,
Из пестрой земной шелухи
Хватает, как рыб и лягушек,
Со дна родовые грехи.
И в том виноваты, и в этом,
Чего же на Бога пенять?
И тьма озаряется светом,
И сходит с небес благодать.
Ю.П. Кузнецову
ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
В горечи дубового листа
Времени настоянного сок.
Наклонившись к серебру креста,
Ветку дуба зацепил Боброк.
Над шеломом сквозь победный крик
Лист дубовый звонко трепетал.
Почему я помню этот миг,
Лишь его – и в памяти провал.
Нас теснит невидимая рать,
И потерей подводя итог,
Понимаю – рано умирать,
Мы остались, как засадный полк.
Лишь молитва, воля и расчет,
К нам судьба безжалостно строга.
Наша жизнь вне времени течет,
Нам стоять и победить врага.
КУКУШКА
То не мать над сыном наклонилась,
То звезда за темный лес скатилась,
Золотой слезой упала в море,
Осветило даль земную горе.
То не мать молчит над мертвым сыном,
Небеса сошлись над нею клином,
Журавлиным стоном прозвенели,
И густые травы поседели.
Хоронили близкие солдата,
Внука, жениха, родного брата,
Отошли с рыданьем от могилы,
А на мать глаза поднять нет силы.
То не ветер бродит по верхушкам,
Обернулась тень лесной кукушкой,
Над крестом без устали летает,
И года убитые считает.
БРАЖНИК
Не видно пчел, и бабочки пропали,
В стеклянном воздухе, над золотым цветком
Мохнатый бражник кружит без печали,
Сосет нектар длиннющим хоботком.
Осенних клумб покой и запустенье,
С горчинкой запах и с кислинкой вкус,
Лишь бражника беспечное круженье
Природную рассеивает грусть.
Любой цветок ему, хмельному, в радость,
Затеял среди бархатцев игру.
И все снует, все пьет земную сладость –
Поэт последний на земном пиру.
ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
Великий Новгород – соборности оплот,
Ты привыкаешь к роли захолустья.
И жизнь, как Волхов, медленно течет,
И не меняет найденного русла.
И колокол не будоражит кровь,
И не гудит, как полный улей вече.
Над храмами пустыми свет крестов,
А над землей отступничества ветер.
Ты гордый, побираться не привык.
И не всегда ведет к добру смиренье.
Я преклоняюсь пред тобой, старик!
Честней столичной фальши запустенье.
СБЕЖАВШЕЕ МОЛОКО
Каша в кастрюле варилась,
А я перед мужем хвалилась.
И так возносилась над грешной землей,
Так сладко себя воспевала,
Что пыхнула плитка небесным огнем,
И молоко убежало.
И чуть повторяется этот искус,
Язык в похвальбе своей стынет.
Каши прогорклый чувствую вкус,
И запах паленой гордыни.
ШТОРЫ
Я повесила в детскую шторы,
На унылый гаражный пустырь
Наложились цветные узоры,
Распахнулась волшебная ширь.
Заплескались моря-океаны,
Зашумели густые леса,
А за ними – незримые страны,
И неведомые чудеса.
Стали жить мои дети, как в сказке,
Стали петь, словно птицы в раю.
И уже без особой опаски
В комнатенку вбегали свою.
Но не прочен мой рай рукодельный,
И за окнами бесится ад.
Неужели и в нашей Вселенной
Божьи звезды, как шторы висят.
БАБЬЯ ЖАЛОСТЬ
Из щедрот земных досталась
Мне в наследство только жалость.
Бабья жалость вековая,
Неизбывная, слепая.
Я несу ее и плачу,
Что я в этом мире значу,
Ничего я не умею,
Лишь по-бабьи всех жалею.
А навстречу мне с дитятей
Выходила Божья Матерь.
«Не печалуйся! – велела,
Это я весь мир жалела,
От меня тебе досталась
И любовь, и бабья жалость.
ЦЕНТР ЗЕМЛИ
Отцовские лежат под спудом кости,
Небесным душу трогает огнем.
Здесь центр земли, на маленьком погосте,
Отмечен свежеструганным крестом.
***
По мере сил дается испытанье,
А русская судьба всегда страданье.
За всех в ответе мы и перед всеми.
Иные здесь пространство, память, время,
Иной удел: не сытость и богатство,
Духовный подвиг и земное братство.
И мы с тобой съедаем свой пуд соли,
Чтоб стать достойными обычной русской доли.
