В конце 1980-х – начале 1990-х годов посещала студию Евгения Курдакова. Многое из его уроков не прошло для неё даром. Является автором очерков и эссе о Евгении Курдакове: «Стихи мои, слепые псы» (2004), «В тоске по планиде земной» (2007), «Курдаков».
Живёт в городе Алматы, Республика Казахстан.
Член Союза писателей Казахстана. Участник конкурса «Купина неопалимая».
Памяти Евгения Курдакова
Горьки дымы и осени окурок.
Была светлей, чем сон, нежнее, чем звезда,
Моя Заречная. Растаяла, как утро.
Умчали нашу юность поезда…
Парк Горького. Сады. Девчонка, свет мой, речка.
И вы почти ушли. Гляжу с моста.
Так с лиц любимых и, увы, невечных
Незримо исчезает красота.
И пусть бы только красота, но страшно,
Куда уходят свет и доброта?
Иного встреть – и лимузин, и страны
Сменил, а в сердце хмарь и маята.
… Но помню ту избушку лубяную.
Там люди – чем беднее, тем добрей.
Не жмутся, не гордятся, не ревнуют
И странников не гонят от дверей.
О люди неба! Я по ним тоскую.
Святая правда их во мраке дня
Зажжет сердца. Свечу обид задует,
Отмолит мою душу за меня.
2009
* * *
В те добрые иные времена,
Когда не закрывались на ночь двери,
Нас родила великая страна,
Так схожая на глобусе со зверем.
Как зверь она хранила нас с тобой
От хворей, от врагов и от распада,
Любила, как могла. Ее любовь
Была звериной, но так было надо,
…Теперь никто нас больше не хранит
От хворей, от безумств и от напастей.
Страны той нет. О ней душа скорбит.
Ведь знать любовь страны такое счастье.
Коплю я нынче по рублю к врачам,
Коплю по крохам всепрощенье к людям,
Терпенье к лицемерам и рвачам.
И верю, что меня еще возлюбят.
Год 1964 -й
Памяти матери
Когда нас принимали в пионеры,
Меня учила мать утюжить галстук,
Повязывать его… – А нашу веру, –
Она сказала, – ты носи негласно, –
Не будь ни атеисткой, ни фанатиком,
Бог должен жить в душе твоей, как совесть,
Не напоказ… вот так, – и математику
Она мне обернула образцово…
И сердце вдруг впервые ощутило
Трагическую подоснову мира,
Что дыбилась и лезла, как щетина,
Колола глаз прищурами кумиров…
На ризницах Христос, у клуба Ленин.
В шкатулке крестик, в школе барабаны.
Еще… тоска по маленькой вселенной,
Лишь по моей… и неприязнь к собраньям.
…И вздрог при виде каждой шоблы, стаи,
Безумной прорвы, громадья и целей,
…Три черных червя: жадность, жор и старость
Уже тогда точили нашу Землю.
* * *
Как вкусно пахнет приближенье осени.
Как вкусно пахнут августа сады.
Как вкусно пахнет розовое озеро.
И золотое царство резеды.
Полуденный прогретый сон природы.
Залитый солнцем мир дерев и трав.
Я слушаю, о чем лепечут воды
И сумраки дремучие дубрав.
Я не могу объять все совершенство,
дарованное богом и судьбой.
Но я могу уйти на пик блаженства
И разделить его, любимый мой…
С тобой, мой первый и последний
в капсуле
со свистом улетающего сна.
Горит закат, как море или капелька
последнего вина.
* * *
В подвале сумрачном без света
Лежало много-много лет,
Все, что осталось от поэта, –
Его стихи.
И был поэт
Не понят мной и не отмечен,
Непризнан, темен, сер и сух.
Он ждал кого-то каждый вечер,
Но дом надменен был и глух.
И вот ушли те злые чары.
Ты прочитал стихи мне вслух…
И не поэт, а дом бездарным
И серым показался вдруг.
И не поэт, а я когда-то
Была темней, чем ночи дно.
И не ему, а мне таланта
Открытий не было дано.
* * *
Когда бы на Земле случился рай,
То и в раю б придумали бордели.
Нашлись бы и подлец, и негодяй
И вечный жид, и сумрачный Отелло.
Назвали б райскими гашиш, кальян,
Искали бы что выпить и нашли бы.
Изверясь в людях и в своих друзьях,
Мы и тогда бы жили на отшибе.
И кто-то бы и там чинил раздрай,
Выгадывал, топтал земное чудо.
Когда бы на Земле случился рай...
То из него себя б изгнали люди.
* * *
Не проспи начало августа,
звезд и дальних солнц парады.
Не проспи миры и хаосы,
в звездопады, в звездопады.
Звезды падают так ясно,
ночь струится золотая.
Чьи там призрачные расы
взорвались и улетают?..
Чьи там рушатся Помпеи,
чья упала там Эллада?
Им отходную пропели
ночью в лунный бриз цикады.
Звездопады. Звездопады.
Спит на крыше белый аист.
Встал и смотрит теплый август:
чьей нас пылью засыпает.
* * *
Иногда приходит доброе лето.
И тогда мне везет и везет тривиально,
Но я старше тебя на беды,
Но я старше тебя на печали,
Но я старше тебя на боли.
А еще… на глухое, глухое отчаянье.
А ты старше меня любовью,
Золотой мой, первый, нечаяный.
Останови же у губ моих чары полыни,
Отпугни мотыльков этих бледных усмешек
И не дай, чтобы красные угли гордыни
Мое сердце прожгли и сделали меньше.
Ведь я старше тебя на утраты.
На разлуки, невзгоды, потери.
А ты старше меня на радость.
А ты старше меня на веру.
* * *
Мне на прощанье улыбнется вечер
Румяною улыбкою зарницы.
Окутает сырая дымка плечи.
Привидятся и вновь обступят лица,
Что в мир теней ушли не оглянувшись.
Поговорим?
Как вам живется ныне
В иных мирах витающие души?
Родные, с горьким запахом полыни,
Живее всех живых из дней далеких.
Зачем-то улетели вы до срока,
Кто бабочкой ночной, кто белой птицей,
Кто облаком, истаявшим далече.
Зачем-то вас сюда приносит вечер,
Фантомами клубящиеся лица?
Поговорим?
Но вы всегда безмолвны.
Лишь сада синего бушуют волны.
Орешины шумят и пахнут йодом.
И тайн своих не выдает природа.
* * *
Самый благородный страх на свете –
Потерять родимых и работу,
Не построить дом, растаять в нетях,
И еще такое… призрачное что-то…
Может, это зыби малодушья,
Может, это трещина бесстрастья.
Страшно стать убогим и ненужным,
Разорить гнездо, что свило Счастье.
Страхи-великаны, невидимки-страхи,
Будто гильотины, топоры да плахи!
Ходим все по лезвиям, кто обут, кто босый.
Дура-заповедь: «Не верь, не проси, не бойся…»
Век бояться нам – сумы и блуда,
Век бояться нам – тюрьмы и худа.
Если не своих – чужих бесчестий,
Если не своей, то чьей-то мести!
…И просить, молиться до скончанья века
За любую душу человека.
* * *
Прощай, Иссык-Куль.
Колыбелька-лодчонка, прощай!
Не знаю, смогу ль
позабыть заповедный свой край.
Остались кресты
на песчаном сыром берегу.
Пять русских фамилий
простых я в душе берегу.
Панфилов, Калинин.
Ильин, Свистунов.
Трофимов... Калина
алеет родная, как кровь.
Иваны да Марьи
да Катерины лежат,
Владимиры, Дарьи
и прадед Василий, кержак.
Глаза голубые
сосал голубой Иссык-Куль.
Вы всё позабыли.
А я вот сумею ль, смогу ль?
Казачья станица.
Открытые ставни на юг.
О русские лица,
покой вам и вечный приют.
Алеши да Анны.
Кресты заросли коноплей.
Поселок саманный
стал просто чужою землей.
