12.10.2016 10:54
В 2005 году стала лауреатом международного конкурса Союза писателей России "Золотое перо Руси" в Москве (номинация «Проза»). Участник VII Форума молодых писателей ( Москва). В 2013 году стала лауреатом конкурса «Северная звезда» в номинации эссе (журнал «Север»).
Произведения были опубликованы в Интернет-журнале «Пролог», в журналах «Меценат и мир», «Ренессанс» и других изданиях. В 2010 году стихи вошли в Антологию русской поэзии в Германии «Поэзия третьего тысячелетия».
Год Мустанга
Видение
Город январский притих, отсыревший как старые спички.
Порохом тянутся тени по снегу, по следу, по смычке.
Крошится ветер соленый — лицо обжигающий лед,
Скорбная молния-птица забытую песню поет:
«Иван, иди домой, не твоя война.
У тебя дети плачут, у тебя- жена.
Сдайся без боя, брось-ка ружье,
Шею подставь под веревку — мы не зверье!».
Славная ночка — бессонница выдалась, крепкий каркас.
Все это было в промозглой Одессе не раз.
Речи кликушечьи некогда сильных мужчин,
Бабы и дети в передней шеренге: « м-АА-чи!».
Как у нашей Родины холодные руки,
Как у нашей матушки родовые муки.
Печки заслонку сними, расплетай волоса,
Сдерни веревки узлы, приготовь образа.
Ходит и ходит по комнате бедная мать…
Да что с нее взять- не рожает!
Город январский притих, отсыревший как старые спички,
Топчется нервно толпа в затяжном ожидании стычки.
Кто бы ты ни был за небом стеклянным — дай сил!
В нашем безумии нас сохрани и спаси.
****
Карусель похорон, карусель похорон,
Смерть моих родных проворонь.
Все бы ряженым выть над трупами,
Все водить по сумеркам топью-тропами…
Ведут клоуны за собой сотню мертвецов
Хоровод колобродить;
Ведут клоуны за собой сотню мертвецов
Народ сумасбродить.
На колУ «по кОлу»
с потолка до пола
Крутись, крутись,
Доколе не напрыгаешься
Слишком дорогой товар нынче искренность, –
Разменял- ни сдачи тебе, ни правды уже не высказать…
На колУ «по кОлу»
с потолка до пола
Крутись, крутись,
Доколе не напрыгаешься
Карусель похорон, карусель похорон,
Ты безумия круг проворонь.
Отдышалась родившая в сумерки Мать от горячки наркоза;
Думала лекаря-знахаря за руку взять…-
Отмолчался он, да отвел глаза.
***
Все было десять лет назад,
Все было сотню лет назад,
Уже ходил на брата брат,
Уже строчил на брата брат
Письмишко доносное.
В пыли сожженные дома,
Кому- сума, кому- тюрьма,
Кому опять сойти с ума,
Кому держаться строем
Мой друг, в нас тысяча заноз,
Мой враг, в нас тысяча преград,
Ты рад? Уже в который раз
Срослись обиды с кров’ю
И по обломкам( как исход)
Который месяц, век и год,
По нашим спинам Крысовод,
По наши души Крысовод,
С волшебной дудочкой невзгод
идет…идет…идет.
***
Розовый вечер,
Тягучий и липкий,
Лето – не лето, –
Молчанием пытка,
Солнечный панцирь стекла,
Зелени темной зола.
Город, зажженный
Под розовой лампой,
Словно униженка
В отблеске рампы,
Раны свои оголив,
Щурится в черной пыли
Сквозь синяки и ожоги,
И пепел,
В рваной одежде,
В бензиновом ветре:
«Бей меня, мразь, подколодная,
Бей!
Пей мои слезы соленые,
Пей!»
Дети – предатели, дети – иуды
Судятся всласть за проценты и ссуды;
Век бы не слышали плач
В мареве мнимых удач.
Чувствую город
(Так чувствуют душу):
Тяжесть молчания –
Голод гнетущий; –
Век не забуду о том,
В скорби мой преданный дом.
***
Кормлю лисенка
Зарастай, душа моя, шрамом зарастай,
Вглубь рубцом бесчувственным, за неровный край.
Станет мне без разницы: зол наш Хам иль сыт,
Только больше, Боже мой, пусть не болит…
Знай, у наших ангелов в копоти лицо,
Пусть уже не страшно им под тугим венцом.
Под моей рубахою ждет лисенок-боль;
Он с утра и до ночи лакомится мной
Зверь грызет и заново заставляет «быть»,
Станет боль привычная жизнь мою хранить.
Зарастай бессонная память в эту ночь,
Шрамами-канатами душу обесточь.
Зона непроницаемости
По краю где людская жизнь похищена
(Нет права вырваться из клетки без потерь)
Идут толпою травоядные и хищники
До странности похожи на людей:
Лишь триста дней от воина до мальчика,
«Детёнка» баловал родной одесский двор,
Качнулся грозового года маятник –
Мальчишка кровный закрепляет приговор
Бабетта-дева так любила котиков,
На фотоснимке спят уютные божки,
В тепле квартирном под журчанье ходиков
«В контакте» пишет ультрасу: «сожги!»
Бараны сонные с наивными глазятами
Жуют траву, проросшую сквозь тлен,
Хоть падалью питаться, хоть газетами,
Овце всеядной напрягаться лень…
Топить камин и занавесить окна,
И никаких не слышать новостей,
Пора признаться — я боюсь животных
До странности похожих на людей.
***
Пусть дело женское совсем уж легкое — варить борщи,
Жалеть от войн уставших мальчиков - больших мужчин
Заштопать изнова словами мягкими чужую боль,
Не озвереть стремглав, не оскотиниться, а быть собой
Крапленый век нас вел (все, дескать, спишется) шли без стыда.
В запале виделось геройство мнимое — пришла беда,
Не хвастаться похмельем утренним ни вам ни нам,
Парадами по брошенному городу, по головам
Не будет флагов средь калек на паперти — лишь гарь и тлен,
Лишь право самого из нас последнего привстать с колен.
Да, дело женское сосем уж легкое — дай только сил
Чтоб оставалось нам средь битвы - вольницы кому просить.
***
Живи, Ярославна, живи,
Дыши, Ярославна, дыши;
Сомкнутый змеиным кольцом,
Мир горний и дольний лежит
Запущен рассчет и рассход,
Где скрыт переделов предел?
В горниле молвы и хулы
Нет места для праведных душ
Лишь есть совпаденье имен,
Лишь есть совпаденье времен
Тебя и не спросят о том,
Как звезды умеют сжигать
Живи, Ярославна, живи,
Дыши, Ярославна, дыши,
На плотном змеином кольце
Сто шкур вместе с правдой сойдет.
***
Какого избрать мне героя,
Чтоб жить, не поддавшись на фарс?
Безумные игры престолов
Сметают поверивших в вас.
За царство какое молиться
Слепцу без царя в голове?
Извечный хвастливый тупица,
Извечно чванливое: «фе».
Друг другу полжизни испортив,
Проклятья наслав за глаза,
Мы все голосуем здесь «против»,
Но, вновь, получается «за».
***
День был как вызов – и силы почти на исходе.
Из лабиринтов истории страхом животным сквозит.
Тень человека другую во мраке находит –
Снова попытка подняться из этой зыбучей грязи
Как ни крути — осыпается стен обветшалых порода;
Как ни старайся — не станет сценарий предательств новей.
День был как вызов — и вновь обвинений пластинку заводит
Злой шизофреник в уставшей моей голове
***
Под безветренным выцветшим куполом
Духота – мера вдов и сирот,
Мягкой тканью долина укутана-
Край заплат и распаренных сот
Ляжет войлок предательски ласково
За стежком заполняя стежок
Пыль-не пыль – белобрысой замазкою
Будто известь горячая жжет
Ты монетку крути – обе стороны
Полоснут вдруг ребра острием,
Знай, мой друг, грани все нарисованы
На рельефной ладони ее
Погоди, не вини (спрос немаленький,-
За надежду отчаянный торг).
Предназначено свыше быть паинькой
Ковылю у разбитых дорог
Произведения были опубликованы в Интернет-журнале «Пролог», в журналах «Меценат и мир», «Ренессанс» и других изданиях. В 2010 году стихи вошли в Антологию русской поэзии в Германии «Поэзия третьего тысячелетия».
Год Мустанга
Видение
Город январский притих, отсыревший как старые спички.
Порохом тянутся тени по снегу, по следу, по смычке.
Крошится ветер соленый — лицо обжигающий лед,
Скорбная молния-птица забытую песню поет:
«Иван, иди домой, не твоя война.
У тебя дети плачут, у тебя- жена.
Сдайся без боя, брось-ка ружье,
Шею подставь под веревку — мы не зверье!».
Славная ночка — бессонница выдалась, крепкий каркас.
Все это было в промозглой Одессе не раз.
Речи кликушечьи некогда сильных мужчин,
Бабы и дети в передней шеренге: « м-АА-чи!».
Как у нашей Родины холодные руки,
Как у нашей матушки родовые муки.
Печки заслонку сними, расплетай волоса,
Сдерни веревки узлы, приготовь образа.
Ходит и ходит по комнате бедная мать…
Да что с нее взять- не рожает!
Город январский притих, отсыревший как старые спички,
Топчется нервно толпа в затяжном ожидании стычки.
Кто бы ты ни был за небом стеклянным — дай сил!
В нашем безумии нас сохрани и спаси.
****
Карусель похорон, карусель похорон,
Смерть моих родных проворонь.
Все бы ряженым выть над трупами,
Все водить по сумеркам топью-тропами…
Ведут клоуны за собой сотню мертвецов
Хоровод колобродить;
Ведут клоуны за собой сотню мертвецов
Народ сумасбродить.
На колУ «по кОлу»
с потолка до пола
Крутись, крутись,
Доколе не напрыгаешься
Слишком дорогой товар нынче искренность, –
Разменял- ни сдачи тебе, ни правды уже не высказать…
На колУ «по кОлу»
с потолка до пола
Крутись, крутись,
Доколе не напрыгаешься
Карусель похорон, карусель похорон,
Ты безумия круг проворонь.
Отдышалась родившая в сумерки Мать от горячки наркоза;
Думала лекаря-знахаря за руку взять…-
Отмолчался он, да отвел глаза.
***
Все было десять лет назад,
Все было сотню лет назад,
Уже ходил на брата брат,
Уже строчил на брата брат
Письмишко доносное.
В пыли сожженные дома,
Кому- сума, кому- тюрьма,
Кому опять сойти с ума,
Кому держаться строем
Мой друг, в нас тысяча заноз,
Мой враг, в нас тысяча преград,
Ты рад? Уже в который раз
Срослись обиды с кров’ю
И по обломкам( как исход)
Который месяц, век и год,
По нашим спинам Крысовод,
По наши души Крысовод,
С волшебной дудочкой невзгод
идет…идет…идет.
***
Розовый вечер,
Тягучий и липкий,
Лето – не лето, –
Молчанием пытка,
Солнечный панцирь стекла,
Зелени темной зола.
Город, зажженный
Под розовой лампой,
Словно униженка
В отблеске рампы,
Раны свои оголив,
Щурится в черной пыли
Сквозь синяки и ожоги,
И пепел,
В рваной одежде,
В бензиновом ветре:
«Бей меня, мразь, подколодная,
Бей!
Пей мои слезы соленые,
Пей!»
Дети – предатели, дети – иуды
Судятся всласть за проценты и ссуды;
Век бы не слышали плач
В мареве мнимых удач.
Чувствую город
(Так чувствуют душу):
Тяжесть молчания –
Голод гнетущий; –
Век не забуду о том,
В скорби мой преданный дом.
***
Кормлю лисенка
Зарастай, душа моя, шрамом зарастай,
Вглубь рубцом бесчувственным, за неровный край.
Станет мне без разницы: зол наш Хам иль сыт,
Только больше, Боже мой, пусть не болит…
Знай, у наших ангелов в копоти лицо,
Пусть уже не страшно им под тугим венцом.
Под моей рубахою ждет лисенок-боль;
Он с утра и до ночи лакомится мной
Зверь грызет и заново заставляет «быть»,
Станет боль привычная жизнь мою хранить.
Зарастай бессонная память в эту ночь,
Шрамами-канатами душу обесточь.
Зона непроницаемости
По краю где людская жизнь похищена
(Нет права вырваться из клетки без потерь)
Идут толпою травоядные и хищники
До странности похожи на людей:
Лишь триста дней от воина до мальчика,
«Детёнка» баловал родной одесский двор,
Качнулся грозового года маятник –
Мальчишка кровный закрепляет приговор
Бабетта-дева так любила котиков,
На фотоснимке спят уютные божки,
В тепле квартирном под журчанье ходиков
«В контакте» пишет ультрасу: «сожги!»
Бараны сонные с наивными глазятами
Жуют траву, проросшую сквозь тлен,
Хоть падалью питаться, хоть газетами,
Овце всеядной напрягаться лень…
Топить камин и занавесить окна,
И никаких не слышать новостей,
Пора признаться — я боюсь животных
До странности похожих на людей.
***
Пусть дело женское совсем уж легкое — варить борщи,
Жалеть от войн уставших мальчиков - больших мужчин
Заштопать изнова словами мягкими чужую боль,
Не озвереть стремглав, не оскотиниться, а быть собой
Крапленый век нас вел (все, дескать, спишется) шли без стыда.
В запале виделось геройство мнимое — пришла беда,
Не хвастаться похмельем утренним ни вам ни нам,
Парадами по брошенному городу, по головам
Не будет флагов средь калек на паперти — лишь гарь и тлен,
Лишь право самого из нас последнего привстать с колен.
Да, дело женское сосем уж легкое — дай только сил
Чтоб оставалось нам средь битвы - вольницы кому просить.
***
Живи, Ярославна, живи,
Дыши, Ярославна, дыши;
Сомкнутый змеиным кольцом,
Мир горний и дольний лежит
Запущен рассчет и рассход,
Где скрыт переделов предел?
В горниле молвы и хулы
Нет места для праведных душ
Лишь есть совпаденье имен,
Лишь есть совпаденье времен
Тебя и не спросят о том,
Как звезды умеют сжигать
Живи, Ярославна, живи,
Дыши, Ярославна, дыши,
На плотном змеином кольце
Сто шкур вместе с правдой сойдет.
***
Какого избрать мне героя,
Чтоб жить, не поддавшись на фарс?
Безумные игры престолов
Сметают поверивших в вас.
За царство какое молиться
Слепцу без царя в голове?
Извечный хвастливый тупица,
Извечно чванливое: «фе».
Друг другу полжизни испортив,
Проклятья наслав за глаза,
Мы все голосуем здесь «против»,
Но, вновь, получается «за».
***
День был как вызов – и силы почти на исходе.
Из лабиринтов истории страхом животным сквозит.
Тень человека другую во мраке находит –
Снова попытка подняться из этой зыбучей грязи
Как ни крути — осыпается стен обветшалых порода;
Как ни старайся — не станет сценарий предательств новей.
День был как вызов — и вновь обвинений пластинку заводит
Злой шизофреник в уставшей моей голове
***
Под безветренным выцветшим куполом
Духота – мера вдов и сирот,
Мягкой тканью долина укутана-
Край заплат и распаренных сот
Ляжет войлок предательски ласково
За стежком заполняя стежок
Пыль-не пыль – белобрысой замазкою
Будто известь горячая жжет
Ты монетку крути – обе стороны
Полоснут вдруг ребра острием,
Знай, мой друг, грани все нарисованы
На рельефной ладони ее
Погоди, не вини (спрос немаленький,-
За надежду отчаянный торг).
Предназначено свыше быть паинькой
Ковылю у разбитых дорог
